главное четко понимать,кто ты есть на самом деле Не жалей о потерянном. Уходя не оглядывайся. Смотри в будущее без страха и никогда не теряй веры в себя.
все помнят строчку «Туу-тикки лепит лошадь...»ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Лютая стужа
Теперь все часы снова шли -- Муми-тролль завел их во всем доме,
чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Но так как счет времени он
утратил, то поставил часы на разное время -- может, какое-нибудь и
окажется правильным.
Иногда били часы, звенел будильник, и это утешало Муми-тролля. Но
он не мог забыть самое ужасное -- то, что больше не желало всходить
солнце. И правда: день за днем каждое утро брезжил какой-то серенький
рассвет, который переходил мало-помалу в длинную зимнюю ночь.
А солнце так и не всходило. Оно где-то потерялось, может, оно
унеслось в космос. В самом начале Мумитролль отказывался в это верить.
Он долго ждал, не покажется ли солнце вновь.
Каждый день он спускался к морскому берегу и садился в ожидании,
повернув мордочку на восток. Но ничего так и не случалось. Тогда он
шел домой, закрывал за собой слуховое окошко на чердаке и зажигал
свечи, стоявшие длинным рядом на выступе изразцовой печи. Тот, кто
обитал под кухонным столиком, по-прежнему не вылезал, чтобы поесть, а
жил, по-видимому, своей собственной, ужасно таинственной и важной
жизнью.
По льду ковыляла Морра, тоже занятая своими собственными мыслями,
которые никто до сих пор так и не смог разгадать, а в шкафу купальни
за купальными халатами затаилось что-то ужасно опасное. Ничего тут не
поделаешь!
Неизвестно почему, но такое бывает в жизни, и ты перед этим
беспомощен.
Муми-тролль отыскал на чердаке большую коробку с глянцевыми
картинками и, восхищенный по-летнему яркими красками, принялся
мечтательно их разглядывать. Там было все: и цветы, и восходы солнца,
и маленькие автомобильчики со светлыми и яркими колесиками. Блестящие
мирные картинки напомнили ему о том прекрасном мире, который он
утратил.
Сначала он разложил картинки на полу гостиной, а потом догадался
расклеить их по стенам. Он клеил медленно и тщательно, чтобы картинки
подольше держались; самые же красивые он наклеил над кроватью своей
спящей мамы.
Муми-тролль клеил и клеил картинки, пока не добрался до зеркала;
и тут он вдруг увидел, что большой серебряный поднос исчез. Он всегда
висел справа от зеркала на ленте, вышитой красным крестиком.
Муми-тролль очень разволновался, так как мама любила этот поднос.
Поднос был семейной драгоценностью, которой никогда не пользовались, и
единственной вещью в доме, которую начищали к празднику летнего
солнцестояния. Осталась только лента да темный овал на обоях.
Огорченный, Муми-тролль стал расхаживать по дому и искать поднос.
Его нигде не было, зато он обнаружил, что исчезла уйма других вещей --
подушки, одеяла и кастрюли, исчезли мука и сахар. Исчезла даже грелка
с вышитой на ней розой, грелка, которую обычно надевали на кофейник.
Муми-тролль принял близко к сердцу все эти пропажи, потому что
чувствовал себя в ответе перед всем спящим семейством. Сперва он
заподозрил в краже того, кто жил под кухонным столиком. Он заподозрил
было Морру и того, кто прятался в шкафу купальни. А вообще-то это мог
быть кто угодно: зима была полна удивительных существ, таинственных и
странных.
"Надо спросить Туу-тикки, -- подумал Мумитролль. -- Правда, я
хотел наказать солнце и не выходить из дома, пока оно не вернется. Но
тут дело поважнее".
Выйдя из дома, Муми-тролль увидел перед самой верандой в
сероватой полумгле незнакомую ему белую лошадь. Она смотрела на него
своими блестящими глазами. Муми-тролль осторожно поздоровался. Однако
лошадь не шевельнулась.
И тут он увидел, что лошадь сделана из снега.
Вместо хвоста у нее была метелка из тех, что лежали в дровяном
сарае, а вместо глаз -- маленькие зеркальца.
В зеркальных глазах Снежной лошади Муми-тролль увидел самого
себя, и это испугало его. Тогда он, сделав крюк, обошел ее и быстро
засеменил вниз к голым кустам жасмина.
"Если бы хоть здесь оказался кто-нибудь знакомый мне с прежних
времен, -- думал Муми-тролль. -- Ктонибудь вовсе не таинственный, а
совсем обыкновенный, который тоже проснулся бы и не узнал самого себя.
Тогда можно было бы сказать: "Привет! Какой ужасный холод! И до чего
глупый этот снег! А ты видел, какими стали кусты жасмина?! А помнишь,
летом..." Или что-нибудь в этом роде!"
Туу-тикки сидела на перилах моста и пела:
Я -- Туу-тикки, я слепила лошадь,
дикую белую лошадь, что скачет галопом,
что топчет лед перед тем, как наступит ночь,
белую величественную лошадь, что скачет галопом
и несет великую лютую стужу на своей спине.
Потом шел совершенно непонятный припев.
-- Ты о чем это поешь? -- грустно спросил Мумитролль.
-- О гом, что вечером мы лошадь обольем водой из реки. Тогда
ночью она замерзнет и станет ледяной. А когда явится великая лютая
стужа, лошадь умчится галопом и никогда не вернется.
Немного помолчав, Муми-тролль сказал:
-- Кто-то уносит вещи из папиного дома.
-- Так это же здорово, -- весело сказала Туу-тикки. -- Тебя и так
окружает слишком много вещей. И тех, о которых ты вспоминаешь, и тех,
о которых ты только мечтаешь.
И тут Туу-тикки запела новую песню.
Муми-тролль резко отвернулся.
"Она меня не понимает", -- думал он, уходя. За его спиной
по-прежнему звучала ликующая песня.
-- Пой, пой, -- пробормотал, всхлипывая, Муми-тролль. -- Пой о
своей противной зиме с черными льдинами и злыми лошадьми из снега и
всем этим чудным народцем, который никогда не показывается, а только
прячется!
Тяжело ступая, он двинулся дальше вниз по склону; он сердито
пинал снег, и слезы замерзали на его мордочке. Внезапно он запел свою
собственную песенку. Он кричал, он горланил изо всех сил, чтобы
Туу-тикки услыхала его и разозлилась.
Муми-тролль запел свою злую песенку:
Что вы прячетесь, злые зверюшки, глупые вы притворялы?
Утащили вы солнце, чтобы серо и холодно стало.
Я здесь так одинок, я устал пробираться в снегу,
о зеленых деревьях долины забыть не могу.
Вспоминаю я волны на море, голубую веранду мою,
не хочу больше жить в этом зимнем и страшном краю.
-- Пусть только взойдет мое солнце и глянет на вас, вы тут же
увидите, какие вы глупые! -- закричал Муми-тролль, не заботясь больше
о том, чтобы зарифмовать свои слова.
Тогда я стану жить в подсолнухе
и валяться в теплом песке.
И окно в сад, где роятся пчелы,
будет открыто целый день.
И будет в нем ярко-голубое небо,
а в нем мое собственное
апельсиново-желтое солнце.
Когда Муми-тролль пропел свою дерзкую песенку, стало ужасно тихо.
Он молча стоял и прислушивался, но никто ему не возражал.
"Сейчас непременно что-нибудь случится", -- дрожа, подумал он.
И правда случилось.
Кто-то в вихре сверкающего снега съезжал с холма, крича:
-- Прочь с дороги! Берегись!
Муми-тролль застыл на месте, удивленно тараща глаза.
Прямо навстречу ему катился серебряный поднос, а на нем восседала
пропавшая грелка с кофейника. "Наверное, Туу-тикки полила их водой из
реки, -- в ужасе подумал Муми-тролль. -- А теперь они ожили, убегают
прочь и никогда больше не вернутся..."
Вот тут-то он и столкнулся с подносом и грелкой. Муми-тролль
упал, барахтаясь в снегу, и услышал, как внизу, у подножия холма,
смеется Туу-тикки.
А потом раздался другой смех -- так смеяться могло во всем мире
только одно-единственное существо.
-- Малышка Мю! -- приглушенно закричал Мумитролль -- в рот ему
набился снег.
Муми-тролль выбрался из сугроба вне себя от радости. Вот-вот
случится что-то хорошее. Это и вправду была малышка Мю, вся
запорошенная снегом. В грелке для кофейника Мю прорезала отверстия для
головы, лапок, так что вышитая роза красовалась на самом ее животе.
-- Малютка Мю! -- воскликнул Муми-тролль. -- О, ты не знаешь...
Все было такое чужое, мне было так одиноко... А помнишь, летом...
-- Но теперь зима, -- сказала малышка Мю, доставая из снега
серебряный поднос. -- Неплохо кувыркнулась, а?
-- Я проснулся и не мог уснуть, -- продолжал Муми-тролль. --
Дверь не открывалась, солнце исчезло, и даже тот, кто живет под
кухонным столиком...
-- Да, да, -- весело сказала малышка Мю. -- А потом ты наклеил
глянцевые картинки на стены. Похоже на тебя! Я вот все ломаю голову:
может поднос скользить быстрее, если натереть его стеарином?
-- Неплохо придумано, -- обрадовалась Туу-тикки.
-- По льду поднос, наверно, помчится еще быстрее, -- сказала
малышка Мю. -- Если найти хороший парус в доме муми-троллей.
-- А ветер будет его подгонять, -- добавила Туу-тикки.
Муми-тролль посмотрел на них и немного подумал. А потом тихо
сказал:
-- Можете взять мой тент.
После полудня Туу-тикки почуяла, что великая стужа уже в пути.
Она облила Снежную лошадь водой из реки и натаскала дров в купальню.
-- Сидите сегодня дома, потому что она вот-вот явится, --
сообщила Туу-тикки мышкам.
Мышки-невидимки закивали головой, и в шкафу что-то зашуршало,
словно в знак согласия. Потом Туу-тикки вышла предупредить всех
остальных обитателей долины.
-- Не беспокойся, -- сказала малышка Мю. -- Я войду в дом, когда
стужа начнет щипать меня за лапки. А Мюмлу можно прикрыть сверху
соломой.
И Мю снова покатила серебряный поднос по ледяному насту. 
Туу-тикки продолжала свой путь в долину. По дороге она встретила
бельчонка с хорошеньким хвостиком.
-- Вечером сиди в своем дупле, ведь великая стужа того и гляди
явится, -- предупредила Туу-тикки.
-- Ясное дело, -- ответил бельчонок. -- А ты случайно не видела
шишку, которую я потерял где-то здесь поблизости?
-- Нет, -- ответила Туу-тикки. -- Но обещай не забыть то, что я
сказала. Сиди дома! Как только стемнеет, прячься в своем дупле. Не
забудь! Это важно!
Бельчонок рассеянно кивнул.
Туу-тикки отправилась дальше, к дому муми-троллей, и влезла
наверх по веревочной лестнице. Она открыла слуховое окошко и позвала
Муми-тролля.
Красными бумажными нитками он чинил купальники всем своим родным.
-- Я хотела только сообщить, что великая лютая стужа вот-вот
явится, -- сказала Туу-тикки.
-- Еще свирепей, чем сейчас? -- спросил Мумитролль. -- Какие же
вообще эти стужи?
-- Эта будет самая опасная, -- ответила Туу-тикки. -- Она явится
прямо с моря в сумерки, когда небо позеленеет.
-- А какая она, эта стужа? -- спросил Муми-тролль.
-- Она очень красивая, эта Ледяная дева, -- ответила Туу-тикки.
-- Но если ты заглянешь ей прямо в лицо, ты замерзнешь и превратишься
в ледышку. Станешь таким же, как хрустящий хлебец, и кто угодно сможет
разломать тебя на мелкие кусочки. Поэтому сиди сегодня вечером дома.
Сказав это, Туу-тикки снова влезла на крышу.
Муми-тролль спустился вниз, в погреб, и добавил воды в котел
парового отопления. А потом прикрыл ковриками спящих маму, папу и
фрекен Снорк.
Затем он завел часы и покинул дом. Ему хотелось оказаться наедине
с Ледяной девой, когда она наконец явится.
Муми-тролль спустился вниз, в купальню; небо уже поблекло и
начало зеленеть. Ветер уснул, а мертвые камышины неподвижно застыли у
края льдины.
Муми-тролль прислушался и подумал, что тишина тоже поет, только
низким голосом. Быть может, это пел лед, который все более толстым
покровом стягивал море.
В купальне было тепло, а на столе стоял голубой чайник Муми-мамы.
Муми-тролль уселся в шезлонг и спросил:
-- Когда она явится?
-- Скоро, -- ответила Туу-тикки. -- Но ты не беспокойся.
-- Разве я о стуже беспокоюсь? -- сказал Мумитролль. -- Я
беспокоюсь о других. О тех, о ком я ничего не знаю, о том, кто живет
под кухонным столиком. И еще о том, кто живет в моем шкафу. И еще о
Морре, которая только смотрит и не говорит ни слова.
Туу-тикки потерла свою мордочку и задумалась.
-- Видишь ли, -- сказала она, -- столько самого разного случается
лишь зимой, а не летом, и не осенью, и не весной. Зимой случается все
самое страшное, самое удивительное. Являются всякие ночные звери и
существа, которым нигде нет места. Да никто и не верит, что они есть
на свете. Ведь все остальное время они прячутся. А когда выпадает
белый снег, ночи становятся длинными, наступает покой и все
погружается в зимнюю спячку -- вот тогда они тут как тут.
-- А ты их знаешь? -- спросил Муми-тролль.
-- Кого знаю, а кого и нет, -- ответила Туу-тикки. -- Того, кто
живет под кухонным столиком, я, к примеру, знаю очень хорошо.
Думается, он хочет сохранить свою тайну, и я не могу познакомить вас
друг с другом.
Муми-тролль пнул ножку стола и вздохнул.
-- Ясное дело, ясное дело, -- повторил он. -- Но я не хочу жить
среди разных тайн. Вдруг -- бац! -- и ты попадаешь в совсем новый мир,
и нет никого, кому хочется спросить, где ты жил прежде. Даже у малышки
Мю нет желания говорить о том прежнем, настоящем мире.
-- А как можно узнать, какой мир настоящий, а какой -- нет? --
спросила Туу-тикки, прижавшись носом к стеклу. -- Вот и она!
Малышка Мю распахнула дверь и швырнула серебряный поднос, который
со звоном упал на пол.
-- Парус годится, -- объявила она. -- Но сейчас мне нужнее всего
муфта. Из грелки для кофейника, как я ее ни кроила, муфта никак не
выходит. А теперь у грелки Муми-мамы такой вид, что мне даже совестно
подарить ее ежу-переселенцу.
-- Вижу, -- сказал Муми-тролль, мрачно глядя на растерзанную
грелку.
Малышка Мю бросила грелку на пол, и ее мгновенно убрала одна из
мышек-невидимок.
-- Ну, а теперь Ледяная дева скоро явится, -- сказала малышка Мю.
-- Я тоже так думаю, -- серьезно согласилась с ней Туу-тикки. --
Выйдем и посмотрим.
Они вышли на мостки купальни и принюхались к морю. Вечернее небо
было совсем зеленым, и весь мир казался сделанным из тонкого стекла.
Стояла мертвая тишина, и повсюду, отражаясь в ледяном насте, светили
ясно различимые звезды. Было ужасно холодно.
-- Да, она приближается, -- подтвердила Туу-тикки. -- Теперь нам
пора уйти в дом.
В доме было тихо, даже мышки под столом перестали играть.
Далеко-далеко на речном льду показалась Ледяная дева. Она была
белая-белая, словно вылитая из стеарина, но когда Муми-тролль взглянул
на нее через оконное стекло с правой стороны, она показалась ему
красной, а когда посмотрел с левой, она стала светлозеленой.
Вдруг Муми-тролль почувствовал, что стекло очень похолодело, у
него заболела мордочка, и он испуганно отдернул ее от окна.
-- Не смотрите туда, -- сказала Туу-тикки. Они сели возле печки и
стали ждать...
-- Ой, кто-то карабкается ко мне на колени, -- воскликнула
малышка Мю и посмотрела на свою юбку. Там никого не было. 
-- Это мои мышки-невидимки, им страшно, -- сказала Туу-тикки. --
Сиди спокойно, они скоро уйдут.
Ледяная дева как раз проходила мимо купальни. Быть может, она
бросила взгляд в окно, потому что в купальне пронесся ледяной порыв
ветра, от которого заколебались и померкли красные языки пламени в
печурке. Мышки-невидимки смущенно спрыгнули с колен малышки Мю, и все
они (и Туу-тикки, и Мю, и Муми-тролль) ринулись к окну, чтобы
поглядеть на Ледяную деву.
Она стояла спиной к ним в зарослях камыша над снежным сугробом.
-- Там бельчонок, -- сказала Туу-тикки. -- Он забыл, что надо
сидеть дома.
Ледяная дева склонила свое прекрасное лицо над бельчонком и
рассеянно щекотала его за ушком. Он как зачарованный смотрел на нее,
прямо в ее холодные голубые глаза. Улыбнувшись, Ледяная дева пошла
дальше.
А на снегу, задрав кверху маленькие лапки, остался лежать
оцепеневший и холодный глупенький бельчонок.
-- Плохо дело, -- проговорила Туу-тикки.
Она надвинула шапочку на уши, толкнула дверь, и белое облачко
снежного пара ворвалось в купальню. Мгновение спустя Туу-тикки снова
прошмыгнула в приоткрытую дверь и положила бельчонка на стол.
Мышки-невидимки ринулись вперед, намочили полотенце горячей водой
и завернули бельчонка в это горячее полотенце. Но его маленькие лапки
все так же безжизненно и печально торчали кверху, и ни один усик не
шевелился.
-- Он совсем мертвый, -- констатировала малышка Мю.
-- Во всяком случае, перед тем как умереть, он увидел что-то
очень красивое, -- дрожащим голосом произнес Муми-тролль.
-- Что поделаешь, -- сказала малышка Мю. -- Как бы там ни было,
теперь он забыл обо всем на свете. А я собираюсь сделать из его
хвостика премиленькую муфточку.
-- Нет, ты этого не сделаешь! -- взволнованно закричал Муми-
тролль. -- Он должен взять хвостик с собой в могилу. Потому что
бельчонка нужно похоронить. Правда, Туу-тикки?
-- Гм, -- хмыкнула Туу-тикки. -- Кто его знает, принесет ли
радость звериному народцу хвостик после смерти?
-- Миленькая Туу-тикки, -- взмолился Мумитролль, -- не говори все
время о том, что он умер. Это так ужасно.
-- Раз умер, так уж умер, -- примирительно сказала Туу-тикки. --
Этот бельчонок мало-помалу превратится в прах. А потом, чуточку
позднее, из него вырастут деревья, и на них будут прыгать новые
бельчата. Разве это так уж печально?
-- Может, и нет, -- ответил Муми-тролль и высморкался. -- Но все
равно завтра его надо похоронить, и обязательно с хвостиком и со
всем-всем, что у него есть. И похороны должны быть красивые и
торжественные.
На следующий день в купальне было очень холодно. Огонь еще горел
в печурке, но мышки-невидимки заметно устали. В кофейнике, который
Муми-тролль принес из дому, застыла под крышкой тонкая корочка льда.
Вообще-то Муми-тролль отказался пить кофе из уважения к памяти
мертвого бельчонка.
-- Ты должна дать мне купальный халатик, -- торжественно сказал
он Туу-тикки. -- Мама говорила, что на похоронах всегда бывает холодно.
-- Отвернись и сосчитай до десяти, -- предложила Туу-тикки.
Муми-тролль отвернулся к окну и стал считать. Когда он досчитал
до восьми, Туу-тикки заперла дверцу шкафа и протянула ему голубой
купальный халатик.
-- Подумать только, ты вспомнила, что мой халатик голубой, --
радостно удивился Муми-тролль.
Он тотчас сунул лапу в карман, но не нашел солнечных очков. Зато
там было немного песка и круглый белый камешек.
Он зажал камешек лапой. В его округлости таилась надежность лета.
Муми-троллю почти казалось, что камешек по-прежнему теплый от солнца.
-- У тебя такой вид, будто ты пришел незваным в гости, --
заметила малышка Мю.
Муми-тролль даже не посмотрел на нее.
-- Пойдете вы на похороны или нет? -- с достоинством спросил он.
-- Ясное дело, пойдем, -- ответила Туу-тикки. -- По-своему это
был хороший бельчонок.
-- В особенности хорош был у него хвостик, -- сказала малышка Мю.
Они завернули бельчонка в старую купальную шапочку и вышли на
жгучий мороз. 
Снег скрипел у них под ногами, а дыхание белым паром вырывалось
изо рта. А нос так оледенел, что нельзя было даже его сморщить.
-- Твердый здесь наст, -- восхитилась малышка Мю и запрыгала по
мерзлому берегу.
-- Ты не можешь идти чуточку медленнее? -- попросил Муми-тролль.
-- Это ведь все-таки похороны.
Он был вынужден делать маленькие-маленькие вдохи, чтобы не
заглотнуть слишком много ледяного воздуха.
-- А я и не знала, что у тебя есть брови! -- с любопытством
воскликнула малышка Мю. -- Сейчас они совсем поседели! И ты еще больше
сбит с толку, чем всегда.
-- Это из-за мороза, -- строго сказала Туу-тикки. -- А теперь
помолчи, потому что ни ты, ни я ничего не знаем о похоронах.
Муми-тролль был благодарен ей за эти слова. Он принес бельчонка
прямо к дому и положил его перед Снежной лошадью.
Затем влез по веревочной лестнице на крышу и спустился вниз в
теплую гостиную, где спали его родные.
Муми-тролль перерыл все ящики комода. Он перевернул все вверх
дном, но не нашел того, что искал.
Тогда он подошел к маминой кровати и шепнул ей на ухо один
вопрос. Вздохнув, мама перевернулась на другой бок. Муми-тролль снова
шепнул.
Тогда мама, не просыпаясь, ответила ему: ведь она и во сне не 
забывала ничего из того, что касается традиций.
-- Траурные ленты в моем шкафу... на самой верхней полке...
направо...
И мама снова погрузилась в зимнюю спячку.
А Муми-тролль вытащил из чулана стремянку и влез на нее, чтобы
добраться до верхней полки шкафа.
Там он нашел коробку со всякими ненужными вещами, которые иногда
могут оказаться совершенно необходимы: черные траурные ленты и золотые
праздничные, и ключи от дома, и пробку от шампанского, и клей для
фарфора, и среди прочего -- превосходные медные шары для кроватей.
Когда Муми-тролль снова вышел из дому, к хвосту у него была
привязана траурная лента. Он прикрепил и маленький черный бантик к
шапочке Туу-тикки.
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и
бантиков.
-- Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать
разные там бантики, -- сказала она.
-- Да, если ты горюешь, -- подчеркнул Мумитролль. -- Но ведь ты
не горюешь!
-- Нет, -- призналась малышка Мю. -- Я не могу горевать. Я умею
только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану
горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу ее
когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать
других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие
миленькие и пушистые.
-- Может, ты и права, -- заметила Туу-тикки. -- Но как бы там ни
было, Муми-тролль тоже прав по-своему. А что делать дальше?
-- Теперь я вырою ямку в земле, -- сказал Мумитролль. -- Здесь
уютное местечко и летом растут маргаритки.
-- Что ты, дружочек! -- печально сказала Туу-тикки. -- Земля
мерзлая и твердая, как камень. В нее не зароешь даже кузнечика.
Беспомощно взглянув на нее, Муми-тролль ничего не ответил. Никто
ничего больше не сказал. И вот тут-то как раз Снежная лошадь склонила
голову и осторожно обнюхала бельчонка. Она вопросительно взглянула на
Муми-тролля своими зеркальными глазами и тихонько помахала
хвостом-метелкой.
И тут мышки-невидимки заиграли печальную мелодию на своих
флейтах. Муми-тролль, кивнув головой, поблагодарил мышек.
Тогда лошадь подняла бельчонка и положила его себе на спину --
вместе с хвостиком, купальной шапочкой и всем прочим; похоронная
процессия направилась к морскому берегу.
И Туу-тикки запела о бельчонке:
Жил-был маленький бельчонок,
очень маленький бельчонок.
Был он очень неразумный,
зато теплый и пушистый.
Теперь он лежит холодный,
совсем холодный,
его лапочки застыли.
Только хвостик его, как прежде,
самый мягкий и пушистый.
Почувствовав под копытами твердый ледяной наст, Снежная лошадь
вскинула голову, а глаза у нее засветились. И вдруг, радостно
подпрыгнув, она поскакала галопом вперед.
Мышки-невидимки перешли на веселую и быструю мелодию. Лошадь
мчалась все дальше и дальше с бельчонком на спине и наконец
превратилась в крохотную точку на горизонте.
-- Я все думаю, хорошо ли у нас получилось, -- беспокойно заметил
Муми-тролль.
-- Лучше и быть не могло, -- утешила его Туу-тикки.
-- Нет, могло бы, -- возразила малышка Мю. -- Если бы мне
достался красивый беличий хвостик на муфту, было бы куда лучше.
а вообще все здесь))) - lib.meta.ua/book/8447/
Теперь все часы снова шли -- Муми-тролль завел их во всем доме,
чтобы не чувствовать себя таким одиноким. Но так как счет времени он
утратил, то поставил часы на разное время -- может, какое-нибудь и
окажется правильным.
Иногда били часы, звенел будильник, и это утешало Муми-тролля. Но
он не мог забыть самое ужасное -- то, что больше не желало всходить
солнце. И правда: день за днем каждое утро брезжил какой-то серенький
рассвет, который переходил мало-помалу в длинную зимнюю ночь.
А солнце так и не всходило. Оно где-то потерялось, может, оно
унеслось в космос. В самом начале Мумитролль отказывался в это верить.
Он долго ждал, не покажется ли солнце вновь.
Каждый день он спускался к морскому берегу и садился в ожидании,
повернув мордочку на восток. Но ничего так и не случалось. Тогда он
шел домой, закрывал за собой слуховое окошко на чердаке и зажигал
свечи, стоявшие длинным рядом на выступе изразцовой печи. Тот, кто
обитал под кухонным столиком, по-прежнему не вылезал, чтобы поесть, а
жил, по-видимому, своей собственной, ужасно таинственной и важной
жизнью.
По льду ковыляла Морра, тоже занятая своими собственными мыслями,
которые никто до сих пор так и не смог разгадать, а в шкафу купальни
за купальными халатами затаилось что-то ужасно опасное. Ничего тут не
поделаешь!
Неизвестно почему, но такое бывает в жизни, и ты перед этим
беспомощен.
Муми-тролль отыскал на чердаке большую коробку с глянцевыми
картинками и, восхищенный по-летнему яркими красками, принялся
мечтательно их разглядывать. Там было все: и цветы, и восходы солнца,
и маленькие автомобильчики со светлыми и яркими колесиками. Блестящие
мирные картинки напомнили ему о том прекрасном мире, который он
утратил.
Сначала он разложил картинки на полу гостиной, а потом догадался
расклеить их по стенам. Он клеил медленно и тщательно, чтобы картинки
подольше держались; самые же красивые он наклеил над кроватью своей
спящей мамы.
Муми-тролль клеил и клеил картинки, пока не добрался до зеркала;
и тут он вдруг увидел, что большой серебряный поднос исчез. Он всегда
висел справа от зеркала на ленте, вышитой красным крестиком.
Муми-тролль очень разволновался, так как мама любила этот поднос.
Поднос был семейной драгоценностью, которой никогда не пользовались, и
единственной вещью в доме, которую начищали к празднику летнего
солнцестояния. Осталась только лента да темный овал на обоях.
Огорченный, Муми-тролль стал расхаживать по дому и искать поднос.
Его нигде не было, зато он обнаружил, что исчезла уйма других вещей --
подушки, одеяла и кастрюли, исчезли мука и сахар. Исчезла даже грелка
с вышитой на ней розой, грелка, которую обычно надевали на кофейник.
Муми-тролль принял близко к сердцу все эти пропажи, потому что
чувствовал себя в ответе перед всем спящим семейством. Сперва он
заподозрил в краже того, кто жил под кухонным столиком. Он заподозрил
было Морру и того, кто прятался в шкафу купальни. А вообще-то это мог
быть кто угодно: зима была полна удивительных существ, таинственных и
странных.
"Надо спросить Туу-тикки, -- подумал Мумитролль. -- Правда, я
хотел наказать солнце и не выходить из дома, пока оно не вернется. Но
тут дело поважнее".
Выйдя из дома, Муми-тролль увидел перед самой верандой в
сероватой полумгле незнакомую ему белую лошадь. Она смотрела на него
своими блестящими глазами. Муми-тролль осторожно поздоровался. Однако
лошадь не шевельнулась.
И тут он увидел, что лошадь сделана из снега.
Вместо хвоста у нее была метелка из тех, что лежали в дровяном
сарае, а вместо глаз -- маленькие зеркальца.
В зеркальных глазах Снежной лошади Муми-тролль увидел самого
себя, и это испугало его. Тогда он, сделав крюк, обошел ее и быстро
засеменил вниз к голым кустам жасмина.
"Если бы хоть здесь оказался кто-нибудь знакомый мне с прежних
времен, -- думал Муми-тролль. -- Ктонибудь вовсе не таинственный, а
совсем обыкновенный, который тоже проснулся бы и не узнал самого себя.
Тогда можно было бы сказать: "Привет! Какой ужасный холод! И до чего
глупый этот снег! А ты видел, какими стали кусты жасмина?! А помнишь,
летом..." Или что-нибудь в этом роде!"
Туу-тикки сидела на перилах моста и пела:
Я -- Туу-тикки, я слепила лошадь,
дикую белую лошадь, что скачет галопом,
что топчет лед перед тем, как наступит ночь,
белую величественную лошадь, что скачет галопом
и несет великую лютую стужу на своей спине.
Потом шел совершенно непонятный припев.
-- Ты о чем это поешь? -- грустно спросил Мумитролль.
-- О гом, что вечером мы лошадь обольем водой из реки. Тогда
ночью она замерзнет и станет ледяной. А когда явится великая лютая
стужа, лошадь умчится галопом и никогда не вернется.
Немного помолчав, Муми-тролль сказал:
-- Кто-то уносит вещи из папиного дома.
-- Так это же здорово, -- весело сказала Туу-тикки. -- Тебя и так
окружает слишком много вещей. И тех, о которых ты вспоминаешь, и тех,
о которых ты только мечтаешь.
И тут Туу-тикки запела новую песню.
Муми-тролль резко отвернулся.
"Она меня не понимает", -- думал он, уходя. За его спиной
по-прежнему звучала ликующая песня.
-- Пой, пой, -- пробормотал, всхлипывая, Муми-тролль. -- Пой о
своей противной зиме с черными льдинами и злыми лошадьми из снега и
всем этим чудным народцем, который никогда не показывается, а только
прячется!
пинал снег, и слезы замерзали на его мордочке. Внезапно он запел свою
собственную песенку. Он кричал, он горланил изо всех сил, чтобы
Туу-тикки услыхала его и разозлилась.
Муми-тролль запел свою злую песенку:
Что вы прячетесь, злые зверюшки, глупые вы притворялы?
Утащили вы солнце, чтобы серо и холодно стало.
Я здесь так одинок, я устал пробираться в снегу,
о зеленых деревьях долины забыть не могу.
Вспоминаю я волны на море, голубую веранду мою,
не хочу больше жить в этом зимнем и страшном краю.
-- Пусть только взойдет мое солнце и глянет на вас, вы тут же
увидите, какие вы глупые! -- закричал Муми-тролль, не заботясь больше
о том, чтобы зарифмовать свои слова.
Тогда я стану жить в подсолнухе
и валяться в теплом песке.
И окно в сад, где роятся пчелы,
будет открыто целый день.
И будет в нем ярко-голубое небо,
а в нем мое собственное
апельсиново-желтое солнце.
Когда Муми-тролль пропел свою дерзкую песенку, стало ужасно тихо.
Он молча стоял и прислушивался, но никто ему не возражал.
"Сейчас непременно что-нибудь случится", -- дрожа, подумал он.
И правда случилось.
Кто-то в вихре сверкающего снега съезжал с холма, крича:
-- Прочь с дороги! Берегись!
Муми-тролль застыл на месте, удивленно тараща глаза.
Прямо навстречу ему катился серебряный поднос, а на нем восседала
пропавшая грелка с кофейника. "Наверное, Туу-тикки полила их водой из
реки, -- в ужасе подумал Муми-тролль. -- А теперь они ожили, убегают
прочь и никогда больше не вернутся..."
Вот тут-то он и столкнулся с подносом и грелкой. Муми-тролль
упал, барахтаясь в снегу, и услышал, как внизу, у подножия холма,
смеется Туу-тикки.
А потом раздался другой смех -- так смеяться могло во всем мире
только одно-единственное существо.
-- Малышка Мю! -- приглушенно закричал Мумитролль -- в рот ему
набился снег.
Муми-тролль выбрался из сугроба вне себя от радости. Вот-вот
случится что-то хорошее. Это и вправду была малышка Мю, вся
запорошенная снегом. В грелке для кофейника Мю прорезала отверстия для
головы, лапок, так что вышитая роза красовалась на самом ее животе.
-- Малютка Мю! -- воскликнул Муми-тролль. -- О, ты не знаешь...
Все было такое чужое, мне было так одиноко... А помнишь, летом...
-- Но теперь зима, -- сказала малышка Мю, доставая из снега
серебряный поднос. -- Неплохо кувыркнулась, а?
-- Я проснулся и не мог уснуть, -- продолжал Муми-тролль. --
Дверь не открывалась, солнце исчезло, и даже тот, кто живет под
кухонным столиком...
-- Да, да, -- весело сказала малышка Мю. -- А потом ты наклеил
глянцевые картинки на стены. Похоже на тебя! Я вот все ломаю голову:
может поднос скользить быстрее, если натереть его стеарином?
-- Неплохо придумано, -- обрадовалась Туу-тикки.
-- По льду поднос, наверно, помчится еще быстрее, -- сказала
малышка Мю. -- Если найти хороший парус в доме муми-троллей.
-- А ветер будет его подгонять, -- добавила Туу-тикки.
Муми-тролль посмотрел на них и немного подумал. А потом тихо
сказал:
-- Можете взять мой тент.
После полудня Туу-тикки почуяла, что великая стужа уже в пути.
Она облила Снежную лошадь водой из реки и натаскала дров в купальню.
-- Сидите сегодня дома, потому что она вот-вот явится, --
сообщила Туу-тикки мышкам.
Мышки-невидимки закивали головой, и в шкафу что-то зашуршало,
словно в знак согласия. Потом Туу-тикки вышла предупредить всех
остальных обитателей долины.
-- Не беспокойся, -- сказала малышка Мю. -- Я войду в дом, когда
стужа начнет щипать меня за лапки. А Мюмлу можно прикрыть сверху
соломой.
И Мю снова покатила серебряный поднос по ледяному насту.
Туу-тикки продолжала свой путь в долину. По дороге она встретила
бельчонка с хорошеньким хвостиком.
-- Вечером сиди в своем дупле, ведь великая стужа того и гляди
явится, -- предупредила Туу-тикки.
-- Ясное дело, -- ответил бельчонок. -- А ты случайно не видела
шишку, которую я потерял где-то здесь поблизости?
-- Нет, -- ответила Туу-тикки. -- Но обещай не забыть то, что я
сказала. Сиди дома! Как только стемнеет, прячься в своем дупле. Не
забудь! Это важно!
Бельчонок рассеянно кивнул.
Туу-тикки отправилась дальше, к дому муми-троллей, и влезла
наверх по веревочной лестнице. Она открыла слуховое окошко и позвала
Муми-тролля.
Красными бумажными нитками он чинил купальники всем своим родным.
-- Я хотела только сообщить, что великая лютая стужа вот-вот
явится, -- сказала Туу-тикки.
-- Еще свирепей, чем сейчас? -- спросил Мумитролль. -- Какие же
вообще эти стужи?
-- Эта будет самая опасная, -- ответила Туу-тикки. -- Она явится
прямо с моря в сумерки, когда небо позеленеет.
-- А какая она, эта стужа? -- спросил Муми-тролль.
-- Она очень красивая, эта Ледяная дева, -- ответила Туу-тикки.
-- Но если ты заглянешь ей прямо в лицо, ты замерзнешь и превратишься
в ледышку. Станешь таким же, как хрустящий хлебец, и кто угодно сможет
разломать тебя на мелкие кусочки. Поэтому сиди сегодня вечером дома.
Сказав это, Туу-тикки снова влезла на крышу.
Муми-тролль спустился вниз, в погреб, и добавил воды в котел
парового отопления. А потом прикрыл ковриками спящих маму, папу и
фрекен Снорк.
Затем он завел часы и покинул дом. Ему хотелось оказаться наедине
с Ледяной девой, когда она наконец явится.
Муми-тролль спустился вниз, в купальню; небо уже поблекло и
начало зеленеть. Ветер уснул, а мертвые камышины неподвижно застыли у
края льдины.
Муми-тролль прислушался и подумал, что тишина тоже поет, только
низким голосом. Быть может, это пел лед, который все более толстым
покровом стягивал море.
В купальне было тепло, а на столе стоял голубой чайник Муми-мамы.
Муми-тролль уселся в шезлонг и спросил:
-- Когда она явится?
-- Скоро, -- ответила Туу-тикки. -- Но ты не беспокойся.
-- Разве я о стуже беспокоюсь? -- сказал Мумитролль. -- Я
беспокоюсь о других. О тех, о ком я ничего не знаю, о том, кто живет
под кухонным столиком. И еще о том, кто живет в моем шкафу. И еще о
Морре, которая только смотрит и не говорит ни слова.
Туу-тикки потерла свою мордочку и задумалась.
-- Видишь ли, -- сказала она, -- столько самого разного случается
лишь зимой, а не летом, и не осенью, и не весной. Зимой случается все
самое страшное, самое удивительное. Являются всякие ночные звери и
существа, которым нигде нет места. Да никто и не верит, что они есть
на свете. Ведь все остальное время они прячутся. А когда выпадает
белый снег, ночи становятся длинными, наступает покой и все
погружается в зимнюю спячку -- вот тогда они тут как тут.
-- А ты их знаешь? -- спросил Муми-тролль.
-- Кого знаю, а кого и нет, -- ответила Туу-тикки. -- Того, кто
живет под кухонным столиком, я, к примеру, знаю очень хорошо.
Думается, он хочет сохранить свою тайну, и я не могу познакомить вас
друг с другом.
Муми-тролль пнул ножку стола и вздохнул.
-- Ясное дело, ясное дело, -- повторил он. -- Но я не хочу жить
среди разных тайн. Вдруг -- бац! -- и ты попадаешь в совсем новый мир,
и нет никого, кому хочется спросить, где ты жил прежде. Даже у малышки
Мю нет желания говорить о том прежнем, настоящем мире.
-- А как можно узнать, какой мир настоящий, а какой -- нет? --
спросила Туу-тикки, прижавшись носом к стеклу. -- Вот и она!
Малышка Мю распахнула дверь и швырнула серебряный поднос, который
со звоном упал на пол.
-- Парус годится, -- объявила она. -- Но сейчас мне нужнее всего
муфта. Из грелки для кофейника, как я ее ни кроила, муфта никак не
выходит. А теперь у грелки Муми-мамы такой вид, что мне даже совестно
подарить ее ежу-переселенцу.
-- Вижу, -- сказал Муми-тролль, мрачно глядя на растерзанную
грелку.
Малышка Мю бросила грелку на пол, и ее мгновенно убрала одна из
мышек-невидимок.
-- Ну, а теперь Ледяная дева скоро явится, -- сказала малышка Мю.
-- Я тоже так думаю, -- серьезно согласилась с ней Туу-тикки. --
Выйдем и посмотрим.
Они вышли на мостки купальни и принюхались к морю. Вечернее небо
было совсем зеленым, и весь мир казался сделанным из тонкого стекла.
Стояла мертвая тишина, и повсюду, отражаясь в ледяном насте, светили
ясно различимые звезды. Было ужасно холодно.
-- Да, она приближается, -- подтвердила Туу-тикки. -- Теперь нам
пора уйти в дом.
В доме было тихо, даже мышки под столом перестали играть.
Далеко-далеко на речном льду показалась Ледяная дева. Она была
белая-белая, словно вылитая из стеарина, но когда Муми-тролль взглянул
на нее через оконное стекло с правой стороны, она показалась ему
красной, а когда посмотрел с левой, она стала светлозеленой.
Вдруг Муми-тролль почувствовал, что стекло очень похолодело, у
него заболела мордочка, и он испуганно отдернул ее от окна.
-- Не смотрите туда, -- сказала Туу-тикки. Они сели возле печки и
стали ждать...
-- Ой, кто-то карабкается ко мне на колени, -- воскликнула
малышка Мю и посмотрела на свою юбку. Там никого не было.
-- Это мои мышки-невидимки, им страшно, -- сказала Туу-тикки. --
Сиди спокойно, они скоро уйдут.
Ледяная дева как раз проходила мимо купальни. Быть может, она
бросила взгляд в окно, потому что в купальне пронесся ледяной порыв
ветра, от которого заколебались и померкли красные языки пламени в
печурке. Мышки-невидимки смущенно спрыгнули с колен малышки Мю, и все
они (и Туу-тикки, и Мю, и Муми-тролль) ринулись к окну, чтобы
поглядеть на Ледяную деву.
Она стояла спиной к ним в зарослях камыша над снежным сугробом.
-- Там бельчонок, -- сказала Туу-тикки. -- Он забыл, что надо
сидеть дома.
Ледяная дева склонила свое прекрасное лицо над бельчонком и
рассеянно щекотала его за ушком. Он как зачарованный смотрел на нее,
прямо в ее холодные голубые глаза. Улыбнувшись, Ледяная дева пошла
дальше.
А на снегу, задрав кверху маленькие лапки, остался лежать
оцепеневший и холодный глупенький бельчонок.
-- Плохо дело, -- проговорила Туу-тикки.
Она надвинула шапочку на уши, толкнула дверь, и белое облачко
снежного пара ворвалось в купальню. Мгновение спустя Туу-тикки снова
прошмыгнула в приоткрытую дверь и положила бельчонка на стол.
Мышки-невидимки ринулись вперед, намочили полотенце горячей водой
и завернули бельчонка в это горячее полотенце. Но его маленькие лапки
все так же безжизненно и печально торчали кверху, и ни один усик не
шевелился.
-- Он совсем мертвый, -- констатировала малышка Мю.
-- Во всяком случае, перед тем как умереть, он увидел что-то
очень красивое, -- дрожащим голосом произнес Муми-тролль.
-- Что поделаешь, -- сказала малышка Мю. -- Как бы там ни было,
теперь он забыл обо всем на свете. А я собираюсь сделать из его
хвостика премиленькую муфточку.
-- Нет, ты этого не сделаешь! -- взволнованно закричал Муми-
тролль. -- Он должен взять хвостик с собой в могилу. Потому что
бельчонка нужно похоронить. Правда, Туу-тикки?
-- Гм, -- хмыкнула Туу-тикки. -- Кто его знает, принесет ли
радость звериному народцу хвостик после смерти?
-- Миленькая Туу-тикки, -- взмолился Мумитролль, -- не говори все
время о том, что он умер. Это так ужасно.
-- Раз умер, так уж умер, -- примирительно сказала Туу-тикки. --
Этот бельчонок мало-помалу превратится в прах. А потом, чуточку
позднее, из него вырастут деревья, и на них будут прыгать новые
бельчата. Разве это так уж печально?
-- Может, и нет, -- ответил Муми-тролль и высморкался. -- Но все
равно завтра его надо похоронить, и обязательно с хвостиком и со
всем-всем, что у него есть. И похороны должны быть красивые и
торжественные.
На следующий день в купальне было очень холодно. Огонь еще горел
в печурке, но мышки-невидимки заметно устали. В кофейнике, который
Муми-тролль принес из дому, застыла под крышкой тонкая корочка льда.
Вообще-то Муми-тролль отказался пить кофе из уважения к памяти
мертвого бельчонка.
-- Ты должна дать мне купальный халатик, -- торжественно сказал
он Туу-тикки. -- Мама говорила, что на похоронах всегда бывает холодно.
-- Отвернись и сосчитай до десяти, -- предложила Туу-тикки.
Муми-тролль отвернулся к окну и стал считать. Когда он досчитал
до восьми, Туу-тикки заперла дверцу шкафа и протянула ему голубой
купальный халатик.
-- Подумать только, ты вспомнила, что мой халатик голубой, --
радостно удивился Муми-тролль.
Он тотчас сунул лапу в карман, но не нашел солнечных очков. Зато
там было немного песка и круглый белый камешек.
Он зажал камешек лапой. В его округлости таилась надежность лета.
Муми-троллю почти казалось, что камешек по-прежнему теплый от солнца.
-- У тебя такой вид, будто ты пришел незваным в гости, --
заметила малышка Мю.
Муми-тролль даже не посмотрел на нее.
-- Пойдете вы на похороны или нет? -- с достоинством спросил он.
-- Ясное дело, пойдем, -- ответила Туу-тикки. -- По-своему это
был хороший бельчонок.
-- В особенности хорош был у него хвостик, -- сказала малышка Мю.
Они завернули бельчонка в старую купальную шапочку и вышли на
жгучий мороз.
Снег скрипел у них под ногами, а дыхание белым паром вырывалось
изо рта. А нос так оледенел, что нельзя было даже его сморщить.
-- Твердый здесь наст, -- восхитилась малышка Мю и запрыгала по
мерзлому берегу.
-- Ты не можешь идти чуточку медленнее? -- попросил Муми-тролль.
-- Это ведь все-таки похороны.
Он был вынужден делать маленькие-маленькие вдохи, чтобы не
заглотнуть слишком много ледяного воздуха.
-- А я и не знала, что у тебя есть брови! -- с любопытством
воскликнула малышка Мю. -- Сейчас они совсем поседели! И ты еще больше
сбит с толку, чем всегда.
-- Это из-за мороза, -- строго сказала Туу-тикки. -- А теперь
помолчи, потому что ни ты, ни я ничего не знаем о похоронах.
Муми-тролль был благодарен ей за эти слова. Он принес бельчонка
прямо к дому и положил его перед Снежной лошадью.
Затем влез по веревочной лестнице на крышу и спустился вниз в
теплую гостиную, где спали его родные.
Муми-тролль перерыл все ящики комода. Он перевернул все вверх
дном, но не нашел того, что искал.
Тогда он подошел к маминой кровати и шепнул ей на ухо один
вопрос. Вздохнув, мама перевернулась на другой бок. Муми-тролль снова
шепнул.
Тогда мама, не просыпаясь, ответила ему: ведь она и во сне не
забывала ничего из того, что касается традиций.
-- Траурные ленты в моем шкафу... на самой верхней полке...
направо...
И мама снова погрузилась в зимнюю спячку.
А Муми-тролль вытащил из чулана стремянку и влез на нее, чтобы
добраться до верхней полки шкафа.
Там он нашел коробку со всякими ненужными вещами, которые иногда
могут оказаться совершенно необходимы: черные траурные ленты и золотые
праздничные, и ключи от дома, и пробку от шампанского, и клей для
фарфора, и среди прочего -- превосходные медные шары для кроватей.
Когда Муми-тролль снова вышел из дому, к хвосту у него была
привязана траурная лента. Он прикрепил и маленький черный бантик к
шапочке Туу-тикки.
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и
бантиков.
-- Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать
разные там бантики, -- сказала она.
-- Да, если ты горюешь, -- подчеркнул Мумитролль. -- Но ведь ты
не горюешь!
-- Нет, -- призналась малышка Мю. -- Я не могу горевать. Я умею
только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану
горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу ее
когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать
других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие
миленькие и пушистые.
-- Может, ты и права, -- заметила Туу-тикки. -- Но как бы там ни
было, Муми-тролль тоже прав по-своему. А что делать дальше?
-- Теперь я вырою ямку в земле, -- сказал Мумитролль. -- Здесь
уютное местечко и летом растут маргаритки.
-- Что ты, дружочек! -- печально сказала Туу-тикки. -- Земля
мерзлая и твердая, как камень. В нее не зароешь даже кузнечика.
Беспомощно взглянув на нее, Муми-тролль ничего не ответил. Никто
ничего больше не сказал. И вот тут-то как раз Снежная лошадь склонила
голову и осторожно обнюхала бельчонка. Она вопросительно взглянула на
Муми-тролля своими зеркальными глазами и тихонько помахала
хвостом-метелкой.
И тут мышки-невидимки заиграли печальную мелодию на своих
флейтах. Муми-тролль, кивнув головой, поблагодарил мышек.
Тогда лошадь подняла бельчонка и положила его себе на спину --
вместе с хвостиком, купальной шапочкой и всем прочим; похоронная
процессия направилась к морскому берегу.
И Туу-тикки запела о бельчонке:
Жил-был маленький бельчонок,
очень маленький бельчонок.
Был он очень неразумный,
зато теплый и пушистый.
Теперь он лежит холодный,
совсем холодный,
его лапочки застыли.
Только хвостик его, как прежде,
самый мягкий и пушистый.
Почувствовав под копытами твердый ледяной наст, Снежная лошадь
вскинула голову, а глаза у нее засветились. И вдруг, радостно
подпрыгнув, она поскакала галопом вперед.
Мышки-невидимки перешли на веселую и быструю мелодию. Лошадь
мчалась все дальше и дальше с бельчонком на спине и наконец
превратилась в крохотную точку на горизонте.
-- Я все думаю, хорошо ли у нас получилось, -- беспокойно заметил
Муми-тролль.
-- Лучше и быть не могло, -- утешила его Туу-тикки.
-- Нет, могло бы, -- возразила малышка Мю. -- Если бы мне
достался красивый беличий хвостик на муфту, было бы куда лучше.
а вообще все здесь))) - lib.meta.ua/book/8447/